И всё-таки, как на это реагировать?

А что человек имеет в виду, когда задаёт такой вопрос? Можно предположить два варианта: его интересуют адекватные ситуации действия или его интересует адекватное ситуации отношение, то есть адекватные ситуации эмоции.

В последнем случае вопрос сам по себе уже симптоматичен, как попытка установить некий внешний стандарт для своих собственных эмоций, попытка подчинить себя неким директивам извне. Это будет, думается, радикальнее оруэлловского "мыслепреступления", ведь эмоции ещё труднее "приручаются", чем мысли, и цена такого "приручения" ещё более высокая: ещё более решительный и глубокий отказ от себя и связанная с ним дезориентированность.

Эмоции и чувства — разные вещи. Очевидно, что страх и зрение — понятия из разных категорий. Однако мы довольно часто сбиваемся и называем чувством, например, радость или стыд. Этому есть основание: как зрение или обоняние информируют нас о состоянии мира вокруг нас, так и эмоции информируют нас о состоянии нашего внутреннего мира, выступая неким своеобразным прибором или приборной паннелью.

И вот втыкаем мы щупы отъюстированного вольтметра в розетку и начинаем рассуждать, насколько соответствуют общечеловеческим ценностям показываемые стрелкой (вольтметр ещё аналоговый) двести двадцать пять вольт (слегка повышенное напряжение, бывает). Абсурд? Да. То же самое и с эмоциями. Единственное, о чём стоит упомянуть: органические патологии и результаты воздействия психоактивных веществ сейчас не рассматриваем.

Мне не очень нравится выражение "сердцу не прикажешь", но скорее потому, что слишком часто его употребляют манипуляторы. Эмоциям в самом деле невозможно приказать напрямую, зато можно убедить себя, что испытываешь одни эмоции и не испытываешь другие. И вот уже ненавидимое ранее стало безразличным, а потом и понравилось, а на душе даже как-то спокойнее стало: теперь-то внутри всё "правильно", "как надо", а сам — полноценный член общества (или лидер, или неконфликтный миротворец, или "возвышающийся над схваткой" — нужное подчеркнуть, недостающее вписать). И всё бы здорово, только в основе этого состояния лежит ложь, и, как ни стараемся забыть, получается у нас это плохо: человек ничего не забывает, а значит, состояние это непрочное, и чтобы его сохранить, придётся врать себе и дальше, увеличивая психическое напряжение. Рано или поздно "подавленное" нам так или иначе "отомстит" или неуправляемым взрывом эмоций, или психосоматикой, или апатией.

Но это ладно, проблема ещё в том, что, как уже упоминалось, злоупотребление такой подменой эмоций, навязыванием себе лжи, оставляет человека без ориентиров и побудителей к действию: подлинные эмоции слабеют из-за отказа от себя, а поддельные сильными стать не могут, то есть исчезает локомотив, который раньше тянул по жизни. Плюс к тому, невозможно становится понять, куда идти, какому голосу, каким эмоциям верить.

Альтернативой могло бы стать обращение пристального внимания на причины тех эмоций, которые мешали жить, ещё тогда, вначале, и большая работа по сообщению новых смыслов тем явлениям в жизни, которые эти эмоции вызывали. Но тогда это виделось скучной прозой, а теперь, когда "подавленное отомстило", уже вроде как и не до этого...